* Караульнов Виктор Владимирович

Родился 14 января 1948 года.
Образование средне- техническое. До направления на ликвидацию последствий катастрофы на ЧАЭС работал инженером-геодезистом в СМУ-2. В октябре 1986 года был направлен Управлением СХС в г. Чернобыль.
Принимал участие в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС с 30.10.1986 по 29.11.1986 в качестве старшего прораба УС-605. Работал на строительстве и благоустройстве "Саркофага".
Получил дозу облучения 17, 6 рентген.
Награжден: - медалью "За спасение погибавших"
- знаками «10 лет завершения строительства объекта «Укрытие» ЧАЭС», В память о катастрофе на ЧАЭС, «20-лет аварии на ЧАЭС»,
- медалью «100-летие В.И. Ленина», почетной грамотой УС-605,
- благодарственным письмом от губернатора А.И. Лебедя.
В настоящее время — инвалид III группы.
                                                 Из воспоминаний
 «Мне было поручено работать над благоустройством вокруг 4-го энергоблока. В должности старшего прораба выдавал задания и проводил геодезические работы. Сначала мы укладывали щебень, равняли его, затем заливали бетоном. Это нужно было делать тщательно, аккуратно, чтобы вода не застаивалась и не просачивалась в щели. Необходимо было тщательно соблюдать "раз уклонку". По моим ежедневным данным набрал 25 рентген. А когда уезжал, справку выдали на 17, 6 рентген. Просили еще остаться, так как не хватало ИТР, но я согласие не дал. Считаю, что, как член КПСС, с честью выполнил свой долг». Воспоминания Виктора Владимировича: «Для меня все началось 29 октября 1986 года. Около 16 часов вечера, в конце рабочей смены, начальник СМУ, Виктор Михайлович Кураев, вызвал меня к себе в кабинет. Он сказал, что отдел кадров управления строительства «Сибхимстрой» командирует меня в город Чернобыль. Честно говоря, большого желания ехать не было. Я тогда работал в СМУ-2 инженером-геодезистом. И вот, примерно в половине пятого, я прибыл в отдел кадров. Там познакомился с ребятами: Виктором Волошиным, Николаем (забыл фамилию)... Никаких бесед насчет предстоящей работы с нами не проводили, сразу выписали командировочные. В шестом часу прибыла дежурная машина. Мы заехали домой за дипломатами, кинули в них белье: майки, рубашки, трусы. К девяти часам нас отвезли в аэропорт. Оттуда мы отправлялись в Киев. На следующий день мы были уже в Чернобыле. Явились в наш Красноярский второй район. Нашему появлению здесь очень удивились, так как посылали телеграмму в «Сибхимстрой», чтобы никого больше из Железногорска не направляли. В политотделе нас встретил Владимир Иванович Коршаков. Мы заикнулись, что, мол, раз наши уезжают, то и мы с ними поедем. Но нас никто не стал слушать. Нас оставили, ведь рабочих рук не хватало, добровольно никто не задерживался. Так как наши ребята всю свою работу сделали, и стали уже эвакуироваться, то нас, только что прибывших, определили в первый район. Им руководили Виктор Пешков и Владимир Лебедь. Проживали мы в бывших пионерских лагерях (там же были расположены отдел кадров и бухгалтерия). Сначала нас поместили в общий зал, а потом - так как с отъездом людей места стали освобождаться -переселили в отдельную комнату. Кормили нас хорошо, тут пожаловаться не на что. Девушки, которые работали в пищеблоках, молодцы! Кстати говоря, некоторые из них тоже были из нашего города. Мне было поручено работать над благоустройством вокруг четвертого энергоблока. Я работал в должности прораба: и задания выдавал, и проводил геодезические работы. Сначала мы укладывали щебень, равняли его, затем сверху заливали бетоном. Это нужно было делать тщательно, аккуратно, чтобы вода не застаивалась, не просачивалась в щели, а просто стекала. Все свои командировочные - тридцать дней - отработал на укладке бетона вместе с «партизанами». Наша группа состояла из специалистов от различных производств. Часть ребят проходила двухмесячную стажировку в нашем городе на строительных объектах, а оттуда их сменами отправляли в Чернобыль. До меня от нашего подразделения много ребят побывало. Когда они приезжали, то рассказывали нам об увиденном, делились впечатлениями. Поэтому, направляясь в Чернобыльскую зону, я уже по слухам был осведомлен о том, что там происходит. Но, конечно, одно дело, когда друзья рассказывают, или когда прессу читаешь, и совсем другое - когда сам приезжаешь и видишь все своими глазами… Чернобыль - город, но совершенно пустой, безлюдный... На работу нас возили в автобусах до Чернобыля, там мы и питались, потом нас пересаживали в другие освинцованные автобусы. Когда подъезжали к самой станции, каждый раз видели погибший сосновый бор. Сосна выдерживает 600 рентген, а там-то выброс был такой, что она сразу умерла. Все деревья погибли. В ликвидации последствий аварии участвовали и войска химзащиты. В самом Чернобыле тоже шла зачистка: ребята срезали верхний слой грунта (сантиметров десять-пятнадцать). В городе было немало пятиэтажек, и их освобождали от всего, что находилось в квартирах. Ведь когда горожан эвакуировали, им было велено взять с собой только самые необходимые вещи и документы, объясняя это возможностью скорого возвращения. Но никто, конечно, не вернулся в погибший город. Все осталось в домах. Мебель, технику и т.п. выбрасывали в специальные машины, а потом вместе со срезанной землей вывозили в так называемые "Могильники". А само здание и площадь вокруг него обрабатывали специальным составом. На работу из нашего лагеря мы добирались три часа (мы жили в зоне, более-менее удаленной от радиации), шесть часов работали, потом возвращались обратно в лагерь. На это уходило половину суток. Сами мы, если не считать освинцованных автобусов, практически не были защищены. Каждому выдавали респиратор, медальончик-накопитель и одноразовые «карандаши». Когда я только приехал туда, никак не мог поверить, что повсюду радиация - ее ведь не почувствуешь ни обонянием, ни осязанием. В самый первый день я и вел себя без особой опаски - пока вышел, расположился, минут двадцать-двадцать пять прошло. Проработал, прибежал «замериться», а дозиметристы меня и огорошили сообщением: «У тебя 2,5 рентген». И констатировали: «Сгорел». Я страшно удивился: «Нет, как это - "Сгорел"? Вот он я, живой». Ничего ведь не чувствовал! «Все, больше нельзя выходить», - решительно отказали мне. «Как это - нельзя? - снова запротестовал я. - Ведь у меня же инструмент там стоит». «Нет, все! Следующий пойдет...» Для меня это было очень странно. Но ничего не поделаешь - пришлось передать напарнику информацию, а самому оставить работу. Я в общей сложности только двадцать пять минут проработал, а смена длилась 6 часов. Оставшееся время мы сидели в бункере, в здании, где стены, сделанные из бетона, толщиной в метр. Этот бункер был частью атомной станции. В этом бункере раньше отходы жидкого топлива были, потом хранилище отмыли, зачистили. В бункере все располагались. Само здание метров 60 высотой. Там мы отсиживались. В конце смены автобусы подходили, мы садились в них. «Освинцованный автобус шел сначала до перевалочного пункта, затем мы пересаживались в другой, более чистый, и доезжали на нем до Чернобыля. Так было потому, что автобусы становились «грязными». Если автобус сильно превышал норму и начинал сам излучать, то он подлежал замене на другие, новые автобусы. Когда автобусы начинали «превышать норму загрязнения», их уже не отмывали специальными составами. Приходилось их утилизировать. А просто «грязные» автобусы войска химзащиты обрабатывали спецсоставом, очищая от радиоактивной грязи. По своим «карандашам» я за все время пребывания в Чернобыльской зоне набрал 25 рентген. Меня попросили еще остаться, но я сказал: «Нет, я свое уже набрал». Когда убирали радиоактивные обломки с крыш, солдатам нужно было подбежать, взять свой «кусок», подбежать к краю крыши и сбросить его. Бывало, что солдаты залазили в бункер, и у них кровь из ушей шла… Говорили, что как будто кровь в жилах закипает... Дозы там были большие. Солдат опускали с крыш, сажали в вертолеты и сразу же отвозили на местную базу, а потом в Киев или Москву. Я захватил только ноябрь месяц. К тому моменту каскадная стена уже была построена Железногорцами. 30 ноября я лично был свидетелем того, как шло подписание сдачи "Саркофага" в эксплуатацию, стоял на митинге при подъеме флага на трубу. Звучал гимн Союза Советских Социалистических Республик. На ликвидацию аварии я не рвался, но как член КПСС я с честью выполнил свой долг».