* Дятлов Александр Алексеевич

Родился 5 сентября 1952 года На ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС был призван и направлен в 1987 году ГВК г. Енисейска. Принимал участие в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС с 19.05.1987 года по 08.07.1987 года в составе в/ч 41173. Проводил грунтовку, заливку горячим гудроном, укрывал рубероидом крышу 4-го энергоблока, работал на установке опоры под крышу 3-го энергоблока. Получил дозу облучения 10,07 рентген Инвалид II группы. За личное мужество, отвагу и находчивость, проявленные при исполнении воинского долга на ЧАЭС, неоднократно отмечался грамотами от командования в/ч 41173, фотография Александра Алексеевича была размещен на Доске почёта. Награды: - медаль ордена"За заслуги перед Отечеством" II степени.
                            Воспоминания Александра Алексеевича
 «В Чернобыль я попал 18 мая 1987 года через военкомат. До этого жил в Енисейске и работал водителем на Верхнепашинской лесоперевалочной базе. На ликвидации аварии служил в инженерно-техническом батальоне. Целый месяц меня на станцию не выпускали, а после было 22 выезда. Первый подъем был на «Машку» там все высокие точки на станции были прозваны ликвидаторами женскими именами. «Машка» — это самая верхняя точка рядом с трубой. Работал 10 секунд. После были «Лариска», «Катька». Все крыши прошёл. Потом уже под моё командование передавали группы новичков. Помню, был такой джигит Осетров. Мы в тот день делали опалубку на «Машке». Кто-то уже доски занёс, кто-то гвозди приготовил. За 10 секунд надо было успеть хоть что-то — закрыть разлом доской, гвоздь прибить, что успеешь. Доска оказалась длинной, надо рубить топором, а он тупой. И такой страх обуял Осетрова, что он абсолютно тупым топором с огромной силой в четыре удара перебил доску. А мы успели половину гвоздя забить. И тут раздался звонок об окончании нашей работы. Осетров через меня перепрыгнул и почесал оттуда. Сдал дозиметр и говорит: «У меня 0,85 рентген». Я ему: «Ты, брат, бегаешь как лось!». На моем дозиметре оказались схожие показатели. А норма — не больше 0,50 рентген. Командиру после влетело от начальства, что нас передержал. В один из дней мы приехали на станцию после дождя и нас заставили мыть крышу. Два человека занесли пустые вёдра с тряпками, двое после забежали и раскидали тряпки по лужам, притопили их ногами и убежали. После ещё двое эти тряпки собрали, отжали и снова бросили в лужу. Таким образом собрали всю воду. Прибегаем, сдаём дозиметр, а у нас 0,50 рентген только от одного отжима тряпки. Ещё случай был. В 4-й блок краном спускали «батискаф». А он стоял рядом с "Саркофагом" и его надо подтащить, чтобы кран смог захватить. И вот мы на автобусе подъехали, подошёл трактор, старший группы объяснил, кто рванёт первым. Это значит, надо выскочить из освинцованного автобуса, схватить трос и зафиксировать его. Первым выскочил я и всё сделал, а вернулся в автобус и не могу дышать. Перехватило горло от радиации, задыхаюсь. Мне сказали — терпи, пока всю работу не закончим. Дотащил трактор штуку, из автобуса выскочил второй ликвидатор, трос отсоединил, трактор уехал. Товарищ наш тоже никак продохнуть не может, аж глаза на лоб вылезли. Отъехали от станции, старший наш в избушку какую-то забежал и принёс нам минеральной воды — берите, дескать, полощите горло. Эта нас так лечили. Ни йодовых таблеток, ничего. Защита у нас была самая обыкновенная — кирзовые сапоги, хлопчатобумажная одежда, шапочка белая, медицинская, да респиратор-«лепесток». Помню, как я в один из первых своих чернобыльских дней подметал пол в диспетчерской. И никто меня не предупредил, что респиратор надо надеть. Я и наглотался радиоактивной пыли. Начал кашлять и обратился к врачам. А они мне и говорят: «Поздно, батенька, это теперь на всю оставшуюся жизнь». И поставили мне диагноз: ангина. Как-то раз из трубы был выброс, и нас отправили убирать графит. Мы снимали обломки с колец разной высоты, добегали до края крыши и сбрасывали вниз. Вот поэтому многие ликвидаторы сейчас без ног, сожгли они их там. А у меня нет левого легкого — я этой стороной внутрь энергоблока зашел. В 1991 году меня в Москве проверили, а 51-го % лёгкого нет, сгорело. Сейчас я инвалид 2-й группы. Там было так — ходи и бойся. Оступился — попал под радиацию. Рассказывали случай с иностранной делегацией. Перед их приездом решили перекрыть все сельские хаты с соломенными крышами. Ночью подняли Сибирский полк, все крыши разобрали и покрыли шифером. Где вы, дескать, видели соломенные крыши-то? Ещё наш Сибирский полк охранял 30-километровую зону от мародёров. Те ходили с дозиметрами и всё, что не фонило, растаскивали. Про гэбэшников интересное рассказывали. У нас там была бесплатная связь по всей России. Один мужик звонит жене и радостно сообщает: «Всё, готовь «Каберне», я выезжаю, набрал свои 10 до..». В это время связь отключилась. Мужик тот в крик, телефониста за грудки хватает. А сзади гэбэшник: «Что это мы на всю страну орём? Ты на какую разведку работаешь?». И так его взяли в оборот, что он потом со слезами на глазах ходил. Связь прослушивалась по полной. Другой мужик отказался выезжать на станцию. Он свою дозу набрал, а его гонят снова. Он не может — голова болит. Командир батальона на него давит: «Ты позоришь Сибирский полк!». В итоге, его увезли кагэбэшники, и никто не знает, куда. Незадолго до моего отъезда домой к нам прибыл новый командир. Он раньше в дисбате служил. И давай нас строевой подготовке обучать. Ему говорят: «Мы сюда работать приехали, а не радиоактивную пыль поднимать». Он в ответ: «А у меня вы будете шагать!». Взбунтовались сибиряки. Нас быстренько 100 человек в самолет посадили и домой отправили. Я оттуда 8 июля выехал. Почти полтора месяца там пробыл."